Любовь на все времена. Четвертая история из цикла «Анекдоты для богов Олимпа» - Василий Лягоскин

Ланселот присел на колоду, которую кто-то словно специально прислонил к дубу, и спросил, очищая лезвия ножей от крови:

– Рассказывай, что ты на этот раз придумала?

Моргана устроилась рядом и обдала рыцаря жарким дыханием.

– Подвиг, мой рыцарь! Я должна была спасти сэра Ланселота, когда эти оборванцы, – она ткнула точеным пальчиком в трупы, – схватили бы тебя, раненого.

Гефест вообще-то, как и всякий нормальный человек, физической боли не любил, даром, что числился истинным рыцарем. Еще меньше он желал валяться мертвым вместо бандитов на залитой кровью траве. Об этом он и сообщил нахмурившей лоб девушке. Моргана, на его взгляд, была той еще затейницей; мастерицей на всякие выдумки; но умом совсем не блистала. Вот и сейчас она совершенно спокойно заявила:

– Разве могли какие-то оборванцы победить могучего рыцаря?

Гефест даже вздыхать не стал; о том, что девять из десяти самых опытных воинов на его месте не обратили бы никакого внимания на дрогнувшую ветку, и сейчас лежали бы мертвыми на поляне, пронзенными сразу четырьмя стрелами, объяснять взбаламошной девице было бесполезно. Так же, как и спрашивать – не жаль ли ей четырех мужиков, пусть низкого сословия, отдавших свои жизни единственно ради ее каприза? Такова была жизнь в этом мире, и Ланселот был ее частью.

Фея Моргана между тем придвинулась к рыцарю опасно близко; Гефесту даже показалось, что бок обожгло пылающей девичьей плотью.

– Ты того, – вскочил он на ноги, – не можешь подождать до замка? Бандиты мертвые валяются, конь куда-то подевался, а все туда же…

– Да вот же он, твой конь, – Моргана тут же оказалась рядом и протянула руку к опушке, откуда действительно уже подступал серый жеребец Ланселота.

Девушка вслед за вытянутой вперед дланью сделала еще два шага, и рыцарь воспользовался тем, что Моргана на мгновение потеряла его из виду. Его сильные руки подхватили девушку за талию; одновременно губы издали низкий звук, понятный только коню. Девица счастливо заверещала, очевидно, предположив начало любовной игры; но зря. Гефест действительно играл, как всегда, но по своим правилам. Резкий бросок – и Моргана сидит в его седле, и смотрит сверху чуть обиженно. Ланселот не пожалел времени, перевел на местный язык еще один анекдот:

Если вам кажется, что вы по уши влюблены:

1. Сядьте на стул.

2. Вздохните глубоко.

3. Подумайте.

4. Может, вы просто секса хотите?

– Хочу, – не стала отказываться Моргана, устраиваясь поудобнее в седле, – и ничего я в тебя не влюблена. Ты старый, и… странный. Больше всего я хочу, чтобы вы посвятили меня в свою тайну.

«Вы» – правильно понял вздохнувший глубоко рыцарь – это король Артур, его супруга Гвиневра и сам Ланселот. Когда-то давно, на Олимпе, их звали соответственно Дионисом, Афродитой и Гефестом. И это было действительно чудом – то, что в столь малом временном отрезке, в одной крохотной стране, встретились сразу три ипостаси олимпийских богов. Поначалу их было двое – король со своим верным рыцарем. Ланселот, ведя на поводу коня, вспомнил, как он очень давно вручал Артуру в первую их встречу Эскалибур, выкованный своими руками. Король, с опухшим от вчерашней (а может, не только вчерашней) попойки лицом, повертел в руке совершенное по красоте оружие; потребовал для пробы другой клинок. А потом, с первой попытки перерубив дрянное железо поданного одним из рыцарей меча, воскликнул, обдав Ланселота густым перегаром:

– Поистине, такой меч мог выковать только Гефест!

Ланселот, он же Гефест, в это мгновение усердно сдерживал дыхание; услышав слова короля, он забыл и о перегаре, и о всякой осторожности, буквально выкрикнув анекдот, который словно сам лег на язык:

Оказывается, Диоген действительно жил в бочке. Из-под пива. Каждый день в новой…

Король замер, едва не уронив острый клинок на ноги, а потом захохотал – долго и счастливо. Как оказалось, он одновременно с этими громовыми раскатами, достойными самого Зевса, подбирал ответ родичу. И выдал, тоже недоступно пониманию всех, кто не был удостоен чести прикоснуться к мудрости Книги:

Муж приехал домой, привез себе пиво, жене мороженое. Сидит теперь обиженный, мороженое ест.

Ланселот расхохотался и шагнул в объятия короля, шепнув сначала: «Я Гефест, брат», – а потом, отстранив Артура на расстояние вытянутых рук, спросил громко, на весь зал:

– Это ты к чему, мой король?

– К тому, верный мой друг, – подмигнул ему король, – что я, как самый настоящий Дионис, люблю пиво, а неведомое мороженое не пробовал, и пробовать не желаю. И потому не спешу жениться!

Стоящий у его совсем не пышного трона старик («Мерлин!», – догадался Гефест) негромко попенял ему:

– А ведь придется, мой король…

– Увы, – притворно вздохнул Артур-Дионис, – кажется, мне все-таки придется попробовать мороженого.

О том, что Артур обручен с дочерью короля Камелиарда Лодегранса, с «белой феей» Гвиневрой, Ланселот уже слышал. Сейчас же он мог только пожелать олимпийскому брату счастья в супружеской жизни. Он и пожелал это – и сейчас, и вечером, на торжественном ужине, где рыцари, у которых не было пока Круглого стола, по достоинству оценили искусство Диониса. А потом – через месяц – едва не вырвал себе язык за такое пожелание.

Король Артур привез молодую королеву, и ее приданое – тот самый огромный дубовый стол – в Камелот, и вызвал к себе Гефеста. Он принял его в малом зале, без рыцарей и челяди, которые всегда крутились вокруг щедрого на подзатыльники и подарки монарха. И сам представил ему Гвиневру. По тому, как хитро отводил взгляд Артур; по безумно счастливому лицу юной королевы, которая не сдержала своего порыва к нему, обыкновенному рыцарю, Гефест приготовился к очередному чуду.

– Брат мой, Гефест, – чуть фыркнул от едва сдерживаемого смеха король, – помнишь ли ты, что за чудо-агрегат отковал себе из небесного металла там, в нашем олимпийском доме?

Гефест почувствовал, как лицо его стало заполняться краской, а душа яростью; такое он не мог простить даже Дионису – будь тот даже в стельку пьян. Но нет – Артур был на удивление трезв, даже без единой ошибки рассказал анекдот:

– Почему вы хотите развестись с мужем? – спрашивает судья.

– У нас разные религиозные взгляды.

– А поконкретнее?

– Он не признает меня богиней!

– Она наша сестра! – выдохнул Ланселот, – она богиня…

– Ну… кому сестра, – протянул Дионис, улыбнувшись еще хитрее, хотя казалось, что сделать это невозможно, – а кому законная жена.

– Афродита, – рухнул на колени Гефест прежде, чем богиня Любви и Красоты упала в его объятья.

За дверью малого зала начиналась череда комнат, в одну из которых забывший обо всем и обо всех, включая короля, счастливый Гефест унес свою суженую. Он жадно любил ее (без всяких протезов, кстати); изучал каждый изгиб нового тела Афродиты. И ему казалось, что большего счастья в жизни быть не может.

Вот эту совершенно невозможную прежде для Камелота ситуацию Моргана сейчас и называла тайной. Она выросла в замке; знала короля лучше, чем кто-нибудь на свете. И представить себе, что гордый Артур вот так запросто уступит собственное место в спальне рыцарю, каких много… Да хоть он был бы самым выдающимся героем!

Сам же Артур при этом отнюдь не уподобился святым монахам. Он не чурался плотских радостей; выпив лишнего, мог подгрести под свой королевский бок парочку, а то и сразу трех придворных дам. И весело усмехался, когда та же Моргана намекала ему о позорящем королевское достоинство треугольнике. А вот добавить еще один «угол» не позволял никому. Однажды охмелевший, и оттого расхрабрившийся рыцарь из дальнего замка, насмотревшийся на то, с какой любовью смотрят друг на друга Ланселот и его Прекрасная дама, позволил себе сесть на пиру рядом с королевой; а потом и положить ладонь на ее коленку. Гефест не успел вытянуть свой клинок даже наполовину. Рядом раздался свист рассекаемого острым железом воздуха, и королева вскочила, с возмущением стряхнув с колен уже не руку, а срубленную голову наглеца.

А рядом стоял король, с одобрением стряхивающий с лезвия Эскалибура тягучие капли крови.

– Да, – подтвердил он свои давние слова, – этот клинок действительно ковал бог-кузнец!…

Фея Моргана заныла уже через час после того, как они оставили в лесу четыре разбойничьих трупа.

– Я натерла себе бедра, – капризно заявила она, требуя передышки, – я предполагала, конечно, что могу натереть их, но не седлом же!

– Ладно, – смилостивился Ланселот, расхохотавшись от нехитрого намека, – давай посмотрим, что у тебя с бедрами.